Фото с сайта "Издательства "Наука"

Как стало известно «НГ», на сегодняшнем заседании Президиума Российской академии наук может быть рассмотрен вопрос о ситуации с выпуском академических журналов в «Издательстве «Наука». Дело в том, что ВРИО директора издательства Сергей Палаткин издал приказ о переводе всех сотрудников всех журнальных редакций на срочные (годовые) трудовые договоры.

«Издательство «Наука» - единственное государственное академическое издательство полного цикла с основной миссией: стать эталоном в области книгоиздания и научной периодики для всех научных издательств страны, реализовать стратегическую государственную задачу по обеспечению
безбарьерного обмена научной информацией для всех членов научного сообщества», - отмечается на официальном сайте издательства. Сейчас в нем издается 155 научных и научно-популярных академических журналов (помимо книжной продукции). Среди них, например, такие авторитетные издания, как «Вопросы философии», «Природа», «Вопросы истории науки и техники», «Человек», «Энергия: Экономика техника Экология»…

И вот, всех сотрудников этих журналов к 20 октября обязали подписать заявление об увольнении по собственному желанию и срочный трудовой договор. По информации «НГ» от руководителя одного очень известного научного журнала, «никто этого не сделал, и оказалось, что с 455 сотрудниками 155 журнальных редакций не так всё просто получается, козырять начальству никто не хочет».

Этот же источник сообщил, что сотрудникам редакций «…своими силами удалось удалить из проекта договора глупости следующего типа: у всех сотрудников всех журнальных редакций каждый год предполагался испытательный срок неопределённой продолжительности (а кто будет проверять соответствие квалификации всех - отдел кадров?), сотрудники редакций несут ответственность за сохранность имущества клиентов Издательства (пропала куртка в гардеробе, сгорела дача – а кто у нас взял на себя ответственность за сохранность имущества?), в одежде мы должны соблюдать корпоративный стандарт, о котором нам ничего не известно.

Но и после нашей правки Издательство не желает вводить в договор (и своё разумение) понятие редакции и главного редактора, в компетенции которого аттестация сотрудников, оценка качества их работ и полная ответственность за сроки подготовки и качество наполнения оригинал-макета номера, нет всё это будет контролировать отдел кадров и некомпетентные менеджеры».

При этом, с первого полугодия 2018 г. поднимается цена и одного номера журналов, и цена подписки. Для некоторых изданий – на 20%. «И объяснить, что такое ничем не оправданное подорожание не приведёт к увеличению дохода - просто рухнет число подписчиков, - невозможно», - подчеркивает источник «НГ».

В итоге, с 2018 года журналы РАН будут, скорее всего, разделены на две группы. Одну из них будет издавать Международная академическая издательская компания «Наука/Интерпериодика» (МАИК «Наука/Интерпериодика»). Эта компания образована в 1992 году. Ее учредители – Российская академия наук, американская компания Pleiades Publishing, Inc. и издательство «Наука». Таким образом МАИК берет на себя издание только тех журналов РАН, английские версии которых являются доходными. Остальные, - по некоторым оценкам, от трети до половины переводимых журналов, - более издаваться на английском языке не будут.

В публикации А.Г. Ваганова «Наука счет любит» рассказано о новом формате одного из ведущих журналов по науковедению в России. В настоящее время в Российском индексе научного цитирования зарегистрировано 22 журнала. История издания началась в 1999 году, когда появился журнал «Науковедение». В 2004 году изменилось представление журнала и его название – альманах «Наука. Инновации. Образование». Повышение интереса со стороны читателей к результатам науковедческих исследований оказало влияние на редколлегию журнала. Принято решение об изменении формата издания и периодичности его выпусков (с 2-х до 4-х выпусков в год) при сохранении названия. Хотелось бы особо отметить, что науковедческие традиции в освещении результатов исследований, начиная с 1999 года, поддерживаются на высоком уровне главным редактором журнала, доктором философских наук, профессором, почетным работником науки и техники РФ, академиком НАН Украины Евгением Васильевичем Семеновым.

А. ВАГАНОВ, ответственный редактор приложения "НГ-наука" "Независимой газеты".

"Вспомним - тираж журнала "Наука и жизнь" в старые добрые времена превышал три миллиона, журнала "Знание - сила" - миллион. А сейчас последний счастлив, выйдя на тираж в семь с небольшим тысяч". Это слова заместителя директора Института прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН Георгия Малинецкого. Да, тиражи были миллионные. И не только названных журналов. Журнал для относительно небольшого слоя "продвинутых" школьников "Квант" имел тираж 315 тыс. экземпляров, узкоспециализированный журнал "Химия в школе" выходил тиражом 180 тыс. Современное российское общество не интересуется достижениями науки или отсутствие популяризации науки делает науку непопулярной? Попробуем разобраться.

Наука и жизнь // Иллюстрации

Среди современной российской периодики научно-популярных журналов не видать.

Тиражи научно-популярных журналов в СССР и РФ.

В России наибольшим уважением сейчас пользуются профессии адвоката, юриста и предпринимателя. Профессия ученого по престижности на 13-м месте.

Обложка первого номера научно-фантастического журнала "Amazing stories", вышедшего в США в 1926 году.

В конце XIX века объем промышленного производства в России рос невиданными доселе темпами. На снимке: паровозный цех Сормовского завода (конец 1890-х годов).

Первый номер журнала "Наука и жизнь" вышел в эпоху бурного экономического развития России конца XIX века. Обложка первого номера за 1890 год.

Издание журнала "Наука и жизнь" возобновилось в годы социалистической индустриализации. Обложка декабрьского номера 1937 года.

Ежегодные затраты на науку в расчете на одного исследователя.

Уровень инновационной активности европейских стран (определяется как величина, пропорциональная количеству инновационно активных предприятий к их общему числу в стране).

Согласно результатам опроса общественного мнения, в США в 1989 году в списке наиболее престижных профессий ученый занимал второе место после врача, опережая инженера, министра, архитектора, юриста, банкира, бухгалтера, бизнесмена. Самое удивительное, что и в 2005 году, то есть спустя почти 20 лет, показатель престижности профессии ученого остался в США на том же уровне: ученые и врачи пользовались одинаково большим уважением у 52% опрошенных. Аналогичный опрос проводился в 2001 году в странах ЕС. Вот его результаты: профессию врача считают престижной - 71% опрошенных, ученого - 45%, инженера - 30%.

В СССР подобных социологических исследований, судя по всему, не проводилось. (По крайней мере, мне не удалось найти никаких ссылок.) Но цифры говорят сами за себя. С 1930 по 1980 год численность ученых в СССР удваивалась каждые 6-7 лет! В 70-80-е годы прошлого века число научных работников составляло почти 4% всех занятых в народном хозяйстве.

В современной России ученые не в почете. По данным Центра исследований и статистики науки Министерства образования и науки РФ (2005 год), с точки зрения престижности профессия ученого оказалась на одиннадцатом месте из тринадцати оценивавшихся. Согласно опросу Всероссийского центра исследований общественного мнения (ВЦИОМ), проведенному в апреле 2007 года, две трети опрошенных россиян затруднились назвать хотя бы одну фамилию отечественного ученого. Оставшиеся респонденты вспомнили Сергея Королева (10%), Жореса Алферова (8%), Андрея Сахарова (6%), Святослава Федорова (3%).

Снижение престижа науки и профессии ученого (хотя, строго говоря, это не одно и то же) произошло за исторически кратчайшее время. Одновременно упали и тиражи научно-популярной литературы. Напомним, к началу 70-х годов в отечественных академических и отраслевых институтах работало более 33% всех научных работников мира. На 10 тыс. человек, занятых в народном хозяйстве СССР, тогда приходилось около 100 научных работников, в США - 71, в Великобритании - 49. Еще в не таком уж далеком 1981 году выпуск научно-популярной литературы в СССР составлял 2451 наименование общим тиражом 83,2 млн экземпляров. Впечатляет и динамика роста тиражей: в 1940 году - не выше 13 млн экземпляров; в девятой пятилетке (1971-1975) - около 70 млн ежегодно. Но, самое удивительное, - миллионные тиражи раскупали! На научно-фантастические романы в библиотеках записывались в очередь. В нагрузку к журналу "Химия и жизнь" приходилось выписывать "Правду" (или, если повезет, "Комсомольскую правду").

Мы этим законно гордились. И правильно делали, что гордились.

Кстати, четверть века назад тираж только одного американского научно-популярного журнала "Scientific American" достигал более 580 тыс. экземпляров в месяц. Тогда же ежемесячный тираж другого "монстра" научной популяризации, журнала "Discover", составлял 750 тыс. экземпляров. Таким образом, процветание научно-популярного жанра в СССР не было уникальным явлением. Но не стоит забывать, что и сегодня тираж "Scientific American" остается примерно на том же уровне: 555 тыс. в США плюс 90 тыс. на других языках (данные на декабрь 2005 года), чего не скажешь о тиражах российских научно-популярных СМИ.

Обвал тиражей российских научно-популярных изданий связан в том числе с падением престижа науки. Приведем доказательства.

Согласно исследованиям общественного мнения, в США в 1972-1978 годах 52-60% опрашиваемых были убеждены, что наука приносит больше пользы, чем вреда; противоположной позиции придерживались лишь от 2 до 5% американцев. В Англии в 1990 году 76% опрошенных считали, что наука улучшает ситуацию в мире. И этот настрой общественного мнения остается на удивление стабильным. Опрос, проведенный в 1998 году в США, показал, что интерес к науке и технике среди американцев велик как никогда - 70% опрошенных заявили, что интересуются этими проблемами ("Наука и жизнь", 1999, № , с. 57).

В России же, напротив, в 1994 году за поддержку науки из госбюджета высказались только 8% опрошенных. Исследование, проведенное в конце 1990 - начале 1991 года среди студентов технических вузов Санкт-Петербурга и Петрозаводского университета, выявило ту же тенденцию: 56% опрошенных высказали мнение, что ученые больше думают о своих абстрактных проблемах, чем об интересах простых людей; 42,2% полагают, что ученые просто удовлетворяют свою любознательность за государственный счет.

В современном российском обществе отрицательное или, в лучшем случае, настороженное отношение к науке, по-видимому, становится нормой даже среди образованной части населения. Спустя девять лет после процитированного выше социологического опроса в другом исследовании были получены почти аналогичные результаты: у 58% опрошенных россиян наука вызывала негативные ассоциации.

Суммируя вышесказанное, я бы предположил, что интерес общества к науке и научно-популярной литературе не зависит от социальной системы и определяется тем, на каком этапе экономического развития находится общество.

Вот, кстати, хороший пример, подтверждающий это. В "С.-Петербургских ведомостях" от 17 декабря 1906 года читаем: "Газета "Petit Parisien" устроила опрос, обратившись с вопросом, кто самый великий гражданин Франции XIX века, и получила 15 млн откликов. Величайшим человеком признан Луи Пастер (1 138 425 голосов). Далее голоса подали за Гюго, Гамбетту, Наполеона I, Тьера, Карно, Дюма-отца, Ру, Пирмантье, Ампера…" Обратите внимание: из десяти самых великих своих соотечественников французы назвали четырех ученых-естествоиспытателей (Пастер, Карно, Ру, Ампер). Да и президент Франции Адольф Тьер прославился не только как политик, подавивший Парижскую коммуну (1871 год), но и как ученый-историк, один из создателей теории классовой борьбы и автор "Истории Французской революции".

Но удивительного в таких результатах нет - в европейских странах и США в начале прошлого века разворачивалась беспрецедентная в истории человечества промышленная революция.

Вот несколько цифр, дающих представление о масштабах этой революции. До середины XVIII века национальный доход на душу населения не очень отличался от местности к местности. В 1750 году территории, которые сегодня традиционно относят к "третьему миру" в совокупности произвели валовой национальный продукт, оцениваемый в 112 млрд долл., а нынешние развитые страны всего лишь - в 35 млрд долл. (пересчитано к стоимости долларов США 1960 года). Промышленная революция, начавшаяся в Англии, кардинально изменила ситуацию, и к 1913 году валовой национальный продукт в странах "третьего мира" и в развитых странах соответственно составил 217 и 430 млрд долл.

В 1882 году в Нью-Йорке была открыта первая электростанция, и если в 1885 году в США использовалось всего 250 тыс. электрических лампочек, в 1902-м - уже 18 млн. 1869 год, 4 ноября - появление первого номера ведущего научного журнала мира, британского еженедельника "Nature" . 1872 год: в США начинает выходить журнал "Popular Science". 1888-й - "National Geographic"…

В 1895 году в США было 4 (четыре) автомобиля. В 1896 году Генри Форд собрал свою первую машину, и американская нация встала на колеса! В 1909 году на заводах Форда произвели более 10 тыс. автомашин. К 1913 году в США насчитывалось 600 тыс. автомобилей, к 1930-му - уже 23 млн. (Во всех остальных странах мира, вместе взятых, в 1930 году бегало по дорогам и бездорожью 6,9 млн автомашин.) 11 января 1902 года в Америке увидел свет еще один "монстр" научно-популярной литературы: "Popular Mechanics". С самого начала (и до сих пор!) одной из главных тем журнала "Popular Mechanics" были и остаются автомобили во всех их ипостасях.

Литературоведы давно уже заметили: научная фантастика стала одним из самых массовых жанров именно в эпоху научно-технической революции. Кстати, совсем не случайно, что среди авторов science fiction очень много ученых и инженеров: Хьюго Гернсбек, Айзек Азимов, Артур Кларк, Иван Ефремов, Илья Варшавский, Аркадий и Борис Стругацкие, Владимир Обручев, Карл Саган…

В апреле 1926 года в США появился первый в мире массовый журнал, посвященный целиком научной фантастике, - "Amazing Stories". Ежемесячный тираж журнала вскоре перевалил за 100 тыс. экземпляров.

И опять же Россия не была исключением. В период 1881-1896 годов объем промышленного производства в России увеличился в 6,5 раза при росте численности рабочих в 5,1 раза; количество фабрик за эти 15 лет возросло на 7228, а производительность труда рабочего - на 22%. В 1890 году в России начинает выходить общепонятно-научный иллюстрированный журнал "Наука и жизнь".

В 1929-1933 годах основные фонды промышленности обновились на 71,3%. С 1922 по 1929 год в СССР было импортировано 37 тыс. тракторов. За период индустриализации в СССР ввезли 300 тыс. станков. За первую пятилетку (1928-1932) в СССР в капитальное строительство было вложено 8 млрд рублей - вдвое больше, чем за предыдущие 11 лет. В 1933 году начал издаваться научно-популярный журнал "Техника молодежи", в 1934-м возобновлен выпуск журнала "Наука и жизнь".

Корреляция прослеживается. Именно достижения науки, ставшие доступными для общества, рождают бум научно-популярной (как вариант - научно-фантастической) литературы.

С развитием науки растут тиражи научно-популярных СМИ. Парадоксально, но расширение аудитории не всегда вызывает соответствующее повышение престижа науки в общественном сознании и образованности публики.

В 1981 году шведские социологи обнаружили, что телевизионные научно-популярные программы привлекают мало новых друзей науки. Более того - они вводят в заблуждение и отпугивают ее потенциаль ных сторонников.

Культовая фигура 60-х и 70-х годов, американский психолог Тимоти Лири писал: "…не может быть никаких "образовательных телепрограмм"! Это сущий оксюморон".

Если согласиться с Лири, что образовательные телепрограммы - это "сущий оксюморон" (оксюморон - стилистический оборот, сочетающий семантически контрастные слова, "сочетание несочетаемого". - Прим. ред. ), то уже и не столь парадоксальным кажется такой факт: хотя, по социологическим опросам, в 1979 году 49% взрослых американцев проявляли интерес к науке и научной политике, лишь 25% понимали научную информацию, полученную из СМИ, на минимально приемлемом уровне.

Через тридцать лет ситуация мало изменилась: сегодня 70% жителей США не способны понять смысл статей, которые публикует в разделе "Наука" газета "New York Times". К такому выводу пришел Джон Миллер, профессор университета Мичигана. Чтобы попасть в категорию "образованный в научной сфере", по мнению Миллера, человеку требуется понимать 20-30 фундаментальных научных концепций и терминов. Например, дать определение стволовой клетке, молекуле, нанометру, нейрону; правильно оценить, соответствуют ли истине высказывания: "лазер работает за счет фокусирования звуковых волн", "антибиотики убивают вирусы так же, как и бактерии", "первые люди жили вместе с динозаврами", "все растения и животные имеют ДНК" и т.д.

По этому показателю современные россияне не слишком отличаются от американцев. Например, опрос среди среди жителей России дал следующие результаты. Высказывание "лазер работает за счет фокусирования звуковых волн" как верное оценили 20% опрошенных, затруднились с ответом 59%, и только 21% респондентов ответили, что это неверное суждение. С оценкой высказывания "антибиотики убивают вирусы так же, как и бактерии" дело обстоит еще хуже: 53% опрошенных уверены, что так оно и есть; 29% затрудняются с ответом; правильных ответов - 18%. Утверждение "все растения и животные имеют ДНК" в российском варианте было слегка изменено: "Обычные растения - картофель, помидоры и т.п. - не содержат генов, а генетически модифицированные растения - содержат". 36% уверены, что так оно и есть; 41% затрудняются ответить, и только 23% совершенно справедливо считают, что это неверное высказывание. (Данные опроса любезно предоставлены автору Ольгой Шуваловой, ведущим научным сотрудником Института статистических исследований и экономики знаний ГУ - ВШЭ.)

То есть все те же 70-80% населения - в России или в США (вне зависимости от величины тиражей научно-популярной литературы) - не знают основополагающих принципов и положений современных научных знаний.

В 2003 году 34% американцев считали "летающие тарелки" и привидения не выдумками, а реальностью (социологическое исследование Вирджинского университета народонаселения - Virginia Commonwealth University). У немцев та же картина: около 40% жителей Германии в 2006 году были убеждены в том, что инопланетные существа уже высадились на нашу планету (данные опроса, проведенного по заказу журнала "Reader"s Digest Deutschland").

Вообще Россия в этом плане находится вроде бы в мировом социальном мейнстриме. В октябре 2005 года ВЦИОМ опросил 1600 человек в 153 населенных пунктах 46 регионов России. В результате социологи констатировали: в приметы верят 21% россиян, в гороскопы - 9%, в колдовство и магию - 8%, в инопланетян - 6%.

То есть удельный, если можно так сказать, уровень "мракобесия" в США/ЕС близок к российскому. И хотя мне не удалось пока найти соответствующих социологических данных о том, как обстояло дело с этим показателем в СССР, думаю, что качественно он не отличался от мировых трендов того времени.

Кто-то думает, что если сейчас напечатать миллион экземпляров журнала "Знание - сила", то этот тираж будет раскуплен (то есть прочтен). Я очень сильно сомневаюсь. Мой скепсис подтверждают и данные социологической статистики.

Согласно опубликованному в декабре 2006 года исследованию "Левада-Центра", 37% россиян вообще не читают книг. Читают от случая к случаю - 40%. Постоянно читают - 23%. В 1996 году никогда или практически никогда не читали книги 18% опрошенных. Наверное, здесь можно сделать поправку на то, что в 1996 году часть респондентов просто стыдилась признаться, что они не читают книг. Через десять лет уже не стесняются. Что, впрочем, само по себе о многом говорит. Из тех, кто читает постоянно, 24% увлекаются женскими детективами, 19% - женской прозой, 18% предпочитают "российский боевик", 16% - историко-приключенческую классику, 14% - современную историческую прозу, 11% - русскую и советскую классику. В нехудожественной литературе лидируют книги о здоровье (25%), издания по кулинарии (20%), книги по специальности (20%). Если раньше жители России отдавали предпочтение толстым романам в твердом переплете, сегодня они склонны покупать серийную типовую литературу - "покет-буки" в мягких обложках.

Между прочим, социологи давно уже отметили, что взрывное распространение "покет-буков" и в Европе и в США связано с тотальной автомобилизацией. В этом смысле процессы, происходящие в России, ничем не отличаются от процессов в остальном цивилизованном мире. По масштабам автомобилизации Россия намного опережает Эфиопию (соответственно 122 и 1 личный автомобиль на 1000 жителей), хотя пока и отстает от Германии и Италии (более 500 автомобилей на 1000 жителей), Японии (около 600) и США (около 800).

Разговоры: вот, мол, все книжные прилавки заполонила мягкообложечная "макулатура" и нет места достойной, в том числе и научно-популярной, литературе, поэтому и упал так низко престиж науки в общественном сознании, - по крайней мере, наивны. В тех же США в 60-70-е годы прошлого века суммарный тираж "научно-популярных" комиксов только одного автора - Стэна Ли (создатель знаменитого образа человека-паука) составил 134 млн экземпляров. А ведь это был период, когда успешно осуществлялась программа высадки американских астронавтов на Луну и престиж науки был очень высок. Засилье комиксов, как видим, ничуть не помешало американской нации развивать науку и технологии.

Японцы просто без ума от комиксов (manga - так называется эта разновидность печатной продукции в Японии): 40% изданий в Стране восходящего солнца - комиксы, 30% доходов издательств - от комиксов… Но комиксы сегодня не мешают японцам с уважением относиться к науке и занимать второе место в мире после США по числу регистрируемых патентов - 26 096 (против 49 555 у американцев); при этом у японцев самый большой в мире темп роста числа патентов - 8,3% за 2006 год.

Все вроде бы у нас как у людей! И с автомобилями, и с "покет-буками", и с верой в сверхъестественное. Но почему-то все это не мешает США успешно сохранять статус страны - мирового научного и технологического лидера, а нам, России, очень даже мешает. Почему? Остается только предположить, что мы не индустриальная (в современном понимании) и тем более не постиндустриальная страна.

В 1994 году соотношение расходов на научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки в США и странах Африки составляло примерно 54,3:1. Теперь сравните: в 2003 году внутренние затраты на исследования и разработки в США и в России составили 284 584,3 млн долл. и 16 317,2 млн долл. соответственно. Соотношение - 17,4:1. Ничего не напоминает по порядку величины?

По данным академика Юрия Третьякова, декана факультета наук о материалах МГУ им. М. В. Ломоносова, "вклад российских ученых в мировую нанотехнологическую науку за последние пять-шесть лет заметно снизился и составляет сейчас 1,5% против 6% в 2000 году". Сегодня даже в тех отраслях, которые в основном и формируют ВВП, уровень износа основных фондов закритический: в черной металлургии - 50%, в нефтегазовой - близок к 65%, в нефтепереработке - к 80%. (То есть практически ситуация конца 20-х годов прошлого века!) И это при том, что химическая и нефтехимическая отрасли промышленно сти занимают пятое место в структуре промышленного производства России - около 6% от общего объема.

Наверное, это звучит одиозно: "…мы не индустриальная (в современном понимании) и тем более не постиндустриальная страна". Чрезвычайно неуютно от этой мысли, но у меня нет другого объяснения того факта, что "бездуховная Америка", страна, породившая феномен поп-культуры, продает в год книг и газет на 29 548 млн долл. (1-е место в мире), а мы не входим по этому показателю даже в первую тридцатку ведущих стран.

В такой ситуации государству бессмысленно вкладываться в повышение престижа научного труда и науки в общественном сознании. Это просто экономически неэффективно. Оно и не вкладывается.

Государство, может быть, и не понимает, но чувствует: раздувать общегосударственный "пиар" в отношении популяризации научных и технологических знаний, науки и техники - вещь абсолютно безнадежная; безнадежнее даже, чем искать национальную идею. Отсюда - и нынешние тиражи научно-популярной литературы. Показательно, что падение этих тиражей с успехом компенсирует рост объема продаж литературы в жанре "фэнтези", то есть, другими словами, сказок эпохи биотехнологий и Интернета (7-8% от всего объема продаж). При этом не надо забывать, что фантастика (science fiction ) носит, прежде всего, когнитивный характер, тогда как "фэнтези" и "хоррор" (ужасы) - жанры, рассчитанные на эмоции и даже на физиологическое возбуждение. Опять-таки неслучайно, что среди авторов в жанре "фэнтези" практически не встретишь ученых.

Писатель Владимир Сорокин в одном из интервью очень образно и точно оценивает ситуацию: "Мне кажется, что у нас существует просвещенный феодализм, помноженный на высокие технологии. Современные феодалы ездят не в каретах, а на шестисотых "мерседесах". И хранят свои деньги не в сундуках, а в швейцарских банках. Но ментально они не отличаются от феодалов XVI века".

И ведь не скажешь, что этот образ слишком метафоричен. По крайней мере, отношение нашего государства к науке и ученым действительно зачастую напоминает взаимоотношения средневекового феодала с придворным алхимиком или звездочетом: у соседа есть, пусть и у меня будет; денег много не просит, а там, - чем черт не шутит! - глядишь, и превратит ртуть в золото. А от звездочетов так и вообще прямая польза: гороскопы - вещь в хозяйстве незаменимая. Недаром даже газета "Известия" их регулярно печатает…

На самом деле российское общество тоскует по высоким технологиям. Так, например, влияние биотехнологий, как и всех новейших технологий в целом, более 80% респондентов оценивают положительно и только 10% - отрицательно (1026 участников опроса в московском регионе, 1998 год). Влияние новейших технологий на качество жизни положительно оценили 82% опрошенных, отрицательно - 10%. А уровень развития новейших технологий в России 42% опрошенных считают низким, 40% - удовлетворительным и только 6% - высоким.

Возможно, именно тоска по высоким технологиям, вполне ощутимая в общественном сознании, и составляет тот ресурс, опираясь на который можно вернуться к действительно современному и динамичному социально-экономическому развитию. Пойдут инвестиции в науку - научно-популярные журналы станут востребованы. А за научно-популярной журналистикой, думаю, дело не станет.

Статистические данные, представленные в статье в виде диаграмм, любезно предоставлены Леонидом Гохбергом, директором Института статистических исследований и экономики знаний Государственного университета - Высшая школа экономики (ГУ - ВШЭ).

На одном островке в Тихом океане совершил вынужденную посадку самолет, произведший неизгладимое впечатление на туземцев. Когда самолет улетел, они смастерили его макет из веток, глины и камней, рассчитывая, что он у них полетит. Их «самолет», однако, не полетел. А туземцы стали поклоняться этому макету, призывая белых богов вернуться. Этот культ и получил название культа карго (от англ. cargo – груз).

Проводимая последнее время в России реформа науки является результатом вот такого же поверхностного подражания российских чиновников Западу. Мы рассмотрим здесь два центральных пункта российской реформы науки. Первый – фундаментальная наука будет теперь финансироваться «преимущественно за счет грантов».

«Грантовый самолет» не полетит

Распределять гранты будет Российский научный фонд (РНФ), созданный в прошлом году, чей попечительский совет возглавил министр образования и науки в 2004–2012 годах, ныне помощник президента Андрей Фурсенко.

Перевод финансирования российской фундаментальной науки на грантовую систему – выстраданная идея Андрея Фурсенко, который давно уже углядел систему грантов на Западе, где финансирование фундаментальных исследований и на самом деле происходит в основном по грантовой схеме.

Мы имеем культ карго в чистом виде. Ибо в странах Запада существуют десятки тысяч самых разнообразных фондов, выдающих научные гранты. У нас же гранты будет выдавать один-единственный фонд (РНФ), который, естественно, предполагается нацелить на исследования, полезные – с точки зрения экспертов Фонда – для народного хозяйства.

Вот эта «маленькая» деталь: там – множество грантовых частных и государственных фондов, у нас – один-единственный государственный фонд – и убивает замечательную идею на корню. И даже если сохранятся в каком-то виде Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) и Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ), общей картины это не изменит. Наш «грантовый самолет» не только не полетит, но и уничтожит отечественную фундаментальную науку. И несложно понять, почему.

Определяющая особенность фундаментальных исследований состоит в том, что фундаментальные исследования – это бесполезные исследования. Точнее, это исследования, польза от которых в обозримом будущем не просматривается. Если же польза просматривается, то мы имеем дело с прикладными исследованиями и/или разработками.

Наука Древней Греции потому и совершила рывок в «светлое будущее», что она в отличие от науки Древней Месопотамии и Древнего Египта не была ориентирована на пользу, принесение которой считалось уделом рабов. Далее этот курс (за вычетом рабства) был поддержан наукой Западной Европы и США.

Финансировать все!

Прошедшие две с половиной тысячи лет продемонстрировали, что именно «бесполезные» исследования оказываются в своей совокупности для человечества наиболее полезными. «Бесполезные» исследования, полагаю, – главное достижение человеческой цивилизации.

Важно, что максимально полезными оказываются не все фундаментальные исследования, а лишь фундаментальные исследования в их совокупности. Условно говоря, 90 или 99% фундаментальных исследований (точно вам никто не скажет) оказываются в конечном счете бесполезными, и только 1 или 10% со временем идут в дело. Причем предсказать, какие из фундаментальных исследований попадут в 10% или 1% полезных, в принципе невозможно.

Выход остается один – финансировать все фундаментальные исследования, то есть практически все идеи, какие только ученым вздумается развивать. Так и поступает Запад с его десятками тысяч грантовых фондов.

Российские же реформаторы науки, имеющие представление о результатах исследований науки, которые на протяжении многих десятилетий велись в нашей стране и во всем мире, только понаслышке искренне полагают, что наши чиновники (а хоть бы и академики) знают то, чего никто знать наперед никак не может, – какие проекты фундаментальных исследований в перспективе полезны, а какие – нет.

Эта, мягко говоря, ошибочная посылка российских чиновников грозит российской фундаментальной науке переориентацией на прикладные цели и, стало быть, ее уничтожением как таковой. Перевод фундаментальной науки на грантовую систему финансирования с одним-единственным государственным грантовым фондом (а хоть бы и с тремя) – это (перевернем высказывание Талейрана) не ошибка, а преступление. Грантовых фондов должно быть (очень) много, в противном случае грантовую систему вводить для финансирования фундаментальной науки нельзя.

Наукометрическая рулетка

Второй сердцевинный пункт российской реформы фундаментальной науки – идея, согласно которой во имя повышения эффективности науки следует решительно сократить численность ученых, оставив 10–30% (точная цифра нам, потенциальным жертвам планируемого сокращения, не сообщается) самых продуктивных из них.

И здесь тоже мы имеем дело с проявлением культа карго. Авторы реформы слышали, что существует такая дисциплина – наукометрия, которая установила, что 10% ученых пишут примерно 90% всех научных публикаций. Отсюда возникла заманчивая мысль – оставить только эти 10% ученых, остальные пусть идут лесом. А оставшимся 10% можно будет поднять зарплату раза в два-три, они будут счастливы, а экономия составит 70–80% ассигнований на зарплату ученым. Замечательно.

Сокращение же ученых, решили реформаторы, будем проводить, основываясь на наукометрических показателях – числе публикаций и цитирований.

Докладываю: у автора этих строк за плечами около 10 лет работы в наукометрии, две монографии («Наукометрия: Состояние и перспективы», 1983; «Проблемы количественного анализа науки», 1989) и дюжина статей в международном журнале Scientiometrics, на которые в мировой литературе до сих пор идут ссылки. Так вот, я совершенно ответственно заявляю, что наукометрия в принципе не применима для индивидуальной оценки ученых.

Ученый может написать совсем немного публикаций, на его работы могут долгое время не ссылаться, а через годы может выясниться, что это был великий ученый. Пример тому – Эварист Галуа. Напротив, исследователь может иметь сотни и даже тысячи публикаций и быть при этом «средним» ученым. Бывают в науке и «мыльные пузыри» – их сколько-то лет обильно цитируют, а потом они бесследно исчезают из анналов науки.

Другими словами, применительно к ученым-индивидам наукометрические индикаторы обладают низкой валидностью, и потому результат имеет ярко выраженный стохастический характер – можем угадать, а можем не угадать. Вы бы, господа чиновники, хотели, чтобы ваше увольнение или неувольнение определялось с помощью рулетки?

По идее, можно было бы сокращать численность ученых, используя не наукометрические, а экспертные оценки. Но здесь мы наталкиваемся на еще более глубинный феномен, установленный за последние полвека науковедами и другими исследователями науки (в разных странах эти исследования называются по-разному): 10% наиболее продуктивных ученых могут работать, только будучи погруженными в море «средних» ученых.

Более того, «наиболее продуктивные» и «средние» ученые со временем зачастую меняются местами. И вообще, разные ученые выполняют в науке разные функции (играют разные роли). Кто-то генерирует идеи, но сам публикуется мало. Кто-то, напротив, специализируется на развитии чужих идей, много при этом публикуясь. Кто-то является записным критиком, не генерируя собственных идей. У кого-то хорошо получаются учебники и работа с молодыми учеными. Кто-то выполняет функции коммуникатора, а кто-то – организатора. Кто-то хорошо работает с коллективными сборниками трудов. И т.д. и т.п.

Как же можно, не зная всего этого и многого другого о природе научной деятельности, изучаемой исследователями науки много десятилетий, принимать столь скороспелые решения, ломающие науке хребет?!

Самое же интересное в истории с реформой российской науки – это то, что она – в том виде, в каком она проводится, – рубит на корню заявленный руководителями страны курс на постиндустриализацию российского общества, в результате реализации которого наука должна стать решающим фактором развития экономики. Собственно, сама реформа российской науки вызвана желанием перестроить российскую науку на западный – постиндустриальный – лад. Но делают реформаторы это так, как вышеописанные туземцы, – пытаясь скопировать чисто внешние признаки западной науки.

Туземцам, как мы понимаем, чтобы построить настоящий самолет, пришлось бы сначала построить у себя соответствующие государство и промышленность, то есть пройти длинный путь развития. Ситуация с российской наукой аналогична – чтобы перестроить ее на постиндустриальный лад, надо, как показывает история Запада после Второй мировой войны, много чего сделать.

Сначала Запад, используя методы государственного регулирования рынка и начав с Нового курса Франклина Рузвельта, построил у себя примерно к концу 1960-х годов кейнсианскую экономику. Основные характеристики такой экономики – высокая (до 70%) доля зарплаты работников в ВВП и низкий уровень социального неравенства (децильный коэффициент фондов, то есть отношение доходов 10% самых богатых к доходам 10% самых бедных не более 8–12). При этом 70–80% населения оказываются принадлежащими к среднему классу с вполне приличными доходами.

После того как в стране осуществлен переход к кейнсианской экономике, в ней «само собой» возникает постиндустриальное общество со всеми его атрибутами, которые мы здесь за недостатком места обсуждать не будем. Существенно для нас в этой статье то, что одним из атрибутов постиндустриального общества и является наука, приобретшая статус решающего фактора развития экономики и устроенная так, как она устроена сегодня на Западе.

Российское же чиновничество – культ карго на марше! – взялось за имитацию отдельных атрибутов западного постиндустриального общества, включая науку, не проводя кейнсианских реформ. Так «самолет» не полетит.

Наука и высокие технологии - плоды одного дерева. Что становится двигателем науки? Человеческая лень и война. Есть и другой фактор, хотя звучит он антинаучно: течение времени становится все быстрее и быстрее, информация сжимается в тесные формы, люди стараются успевать везде. Именно наука как дисциплина, вне зависимости от того, будь это биология или физика, химия или высшая математика, в общем и целом помогает человеку двигать земной шар.

Согласно данным на 3 июля 2019 года, при наводнении в Иркутской области погибло 20 человек, 15 считаются без вести пропавшими. Частично разрушена дорожная инфраструктура. В зону затопления попали десятки населённых пунктов. Режим ЧС действует в шести районах: Тулунском, Чунском, Нижнеудинском, Тайшетском, Зиминском и Куйтунском. Тысячи людей остались без жилья. Более 3000 домов остаются подтопленными. Из затопленных районов эвакуировали почти 2600 человек, сотни обратились за медицинской помощью. Более миллиарда рублей ущерба (точные цифры до сих пор устанавливаются). Уровень воды поднимался почти до 14 метров. Как так произошло?